— Настя, в сентябре ты запустила проект Школа Юного Журналиста. Расскажи, что ты хотела реализовать с его помощью?
— Проект Школа Юного Журналиста несет две основных цели: одну мою сугубо личную, вторую — общественно полезную. ШЮЖ — это образовательный в первую очередь проект. Когда к нам приходят абитуриенты поступать, на собеседовании очень часто видно, что у них не самый высокий уровень подготовки, путаются в каких-то простейших вещах. Ну, ладно, не знать, жанров или каких-то чисто журналистских вещей, но многие из поступающих не смотрят новости, толком не могут пересказать последние события. И чтобы подготовить ребят, чтобы они вообще представляли, о чем их могут спросить, как нужно писать сочинение, что их ждет на первом курсе, мы решили запустить этот проект. Когда я начала писать положение, то поняла, что в принципе можно реализовать еще одну цель: облегчить будущим первокурсникам переход на новую ступень образования, все-таки высшая школа — это не совсем то же самое, что среднее образование: когда ребенок узнает, что ему нужно полтора часа сидеть на паре и что это достаточно тяжело, что домашние задания не связаны с принудительным выполнением, как в школе, но зато их невыполнение может повлечь намного большие проблемы. И Школа способна помочь облегчить им этот переход. Общаясь со студентами, школьник так или иначе усваивает определенные нормы и правила поведения в вузе.
— Есть ли опасение, что после Школы ребята не придут поступать в КГУ, а уедут в другие учебные заведения?
— Собственно, мы готовим абитуриентов и не только себе, даже Наталья Александровна Катайцева неоднократно подчеркивала, что нет ничего плохого в том, что мы выучим детей, а они поедут поступать в другие города. Все равно работаем мы на общие цели.

— А каков уровень журналистского мастерства у слушателей Школы? Нравятся ли тебе их тексты?
— Нам удается наблюдать творческий рост ребят. Самые первые тексты делятся на два вида: первый — когда о чувствах, о любви, о дружбе, как на собеседовании нам сказала девочка, что хочет писать о добре и зле, об абстрактных философских вещах. Второй вид — первые попытки репортажей, они тоже еще очень слабые. И на этом этапе главное — не навредить, не сказать ничего лишнего, жесткого, а просто в очень мягкой спокойной форме показать и своим примером, и примером других, как нужно делать, что нужно делать, и тогда происходит какое-то волшебное превращение, я до сих пор не понимаю, как это вообще получается, но буквально за несколько недель появляется совершенно другой человек, абсолютно другие тексты. Какое-то раскрепощение происходит, человек перестает бояться пустого вордовского листа, начинает писать уже от себя, от сердца, и все совершенно иначе. Когда ребенок раскрывается, когда тексты получаются такие сильные, яркие, душевные, эмоциональные, сразу понятно, что появляется журналистское видение, какие-то интересные детали подмечают, какие-то вещи, на которые взрослый журналист просто не обратит внимания. Мне вообще подростковые тексты кажутся намного сильнее, чем многие взрослые. Мне нравятся те тексты, которые уже после превращения. Когда ребенок пишет уже не так, как ему кажется, что правильно, как его учат к ЕГЭ по русскому языку — вступление, два аргумента, вывод — а когда текст начинает литься от души, вот в такие моменты получаются просто классные вещи.
— Согласна ли ты с тем, что если детей чрезмерно опекать, стараясь не отбить желания, то они будут не готовы к специфике нашей сложной профессии? Что это не творчество и голимая самореализация, а ремесло, когда приходишь на работу к девяти и до пяти ты пишешь, и пишешь, и вдохновения не ждешь.
— Ну почему принято считать, что они этого не понимают? Просто у меня на работе (в «МК Урал» — прим. авт.), если я накосячу второй раз (первый я уже накосячила), то меня сразу уволят, а с ребенком просто нужно поговорить мягко, корректно ему объяснить ошибку, и в следующий раз он сделает по-другому. Просто здесь разные меры ответственности. Это разве в полной мере опека? На задание они идут одни, только на съемку с ними ходил Виталий Русин и то только потому, что за камеру боялся, ну и чтобы им было не так страшно впервые идти записывать синхрон, стенд-ап. Они ведь все-таки только учатся работать, а не работают в полной мере.
— Нужно ли дня ребят ставить какие-то жесткие рамки, чтоб они стремились к чему-то постоянно?
— Однозначно да. В Школе баллово-рейтинговая система, обязательное ведение блога. По журналу каждый может посмотреть, у кого баллов больше, у кого меньше.
— Но ведь учеба в Школе добровольна, значит баллы почти ни на что не влияют, они только прибавляются.
— А вот тут и выделяются те, для кого баллы важны, а для кого нет. Последние, мне кажется, потом и поступать-то не будут. А первые... Когда я считала баллы за первый семестр, очень боялась, что в пятерку лидеров войдут только те, кто до Школы занимался журналистикой. Но Лиза Еланцева и Лера Мельникова чуть ли не с нуля в сентябре начинали, а у них было больше баллов, чем у всех остальных. А половина ребят, кто не первый год в журналистике и уже работали в молодежных информационных агентствах, просто ушли.
— Потому что им неинтересно или потому, что им сложно?
— По разным причинам. Кто-то из-за нехватки времени, особенно гимназисты, кто-то из-за того, что получают теоретическую базу из других источников, а практики им достаточно и без нас.
— А как организованы занятия? Это, как и в университете лекции, семинары? Или есть какие-то, возможно, развлекательные моменты?
— Мы стараемся делать некоторые занятия «выходными», это может быть Художественный музей, потому что у нас с ним тесная дружба, в редакции — были в «Новом мире», экскурсию проводила Лена Пшеничникова, и на телецентре, где присутствовали на прямом эфире Алексея Дедова. Мы их берем с собой на выставки в КВЦ, Лера Сорокина на презентацию книжки Шелепова с собой брала. Это абсолютно добровольно, кто хочет — тот ходит. Плюс у нас есть корпоративные мероприятия. Первые месяца три мы работали чисто как образовательные курсы, и ребята сами называли Школу курсами, а мне это жутко не нравилось. И вот, пожалуй, Новый год, стал для ребят самым ярким моментом за весь первый семестр, самым эмоциональным. На нем мы подводили и предварительные итоги, общались. Ну а ближе к концу мне бы хотелось провести родительское собрание.
— А по какому плану ведется обучение?
— Образование идет у нас по семи блокам, первый был вводным, а затем уже пошла специализация. Я очень рада, что не прогадала, поставив сразу за основами журналистики блок телевидения у Виталия Русина, потому что эти занятия помогли сразу привлечь очень многих. Кто приходил впервые к Виталию на пары, те оставались. Им было сразу очень интересно: технику в руки дали подержать, и поснимать, и посниматься разрешили, ребята видели себя на экране, и их это очень сильно захватило. По опросам, которые в конце семестра я проводила, Виталия назвали лучшим преподавателем среди нас, а его блок оказался самым интересным. После ТВ была печать, но неинтересно давать примитивные вещи, которые можно прочитать в книжке, поэтому Катя Могутова читала им дизайн, верстку. Это достаточно сложный курс, и нас даже спрашивали, чему тогда этих ребят на первом курсе учить, если они уже сейчас все будут знать. Четвертый блок шел весь январь, это была реклама и пиар, его вела Валерия Сорокина. Я боялась, что блок будет провальным, потому что это не всем интересно даже из студентов бывает, но вот школьников очень сильно зацепило. Лера умело чередовала теорию с практикой, развлечением, привела на пресс-конференцию Ирину Викторовну Борисову. Наши взрослые преподаватели, кстати, раскрываются совсем иначе, чем на парах у студентов, я заметила. Сейчас идет пятый блок, фотодело, лекции вел Андрей Викторович Думчев, планируется встреча с Ксенией Майтама, фотокросс, разбор получившихся снимков уже с Екатериной Сычковой, фотокорреспондентом «Зауральского стадиона». Фотоблок должен быть по эмоциональному накалу такой же, как ТВ. Шестой блок — интернет и СМИ, тут я вообще ничего не могу заранее сказать, что для них придумает Катерина Могутова, наверно, это будет что-то очень сложное и очень интересное одновременно. Ее вообще все считают самой строгой, самой требовательной, но жутко прикольной. Ну и завершающий блок будет включать в себя радиожурналистику и подкастинг, арт-журналистику у Ольги Викторовны Пирожковой, конвергенцию, гонзо-журналистику, и все, кто не сбежит от нас до конца обучения, будут защищать свои дипломные проекты. Допуском к защите диплома станут два момента: все пишут выпускное сочинение и все сдают устное собеседование, это репетиция вступительного экзамена. Сочинение они также писали при поступлении, дома, когда можно пользоваться интернетом, а теперь предстоит писать уже прямо в аудитории, и по сочинениям мы будем смотреть, произошел у ребят творческий рост или не произошел. До диплома допустятся те, кто пройдет планку по баллам, а кто не пройдет, но диплом уже пишет и выпуститься хочет, тот в индивидуальном порядке идет на дополнительное собеседование, где человеку придется объяснить, почему он ничего в течение года не делал, но тем не менее достоин выпуститься. Свои баллы каждый знает, потому что после каждого блока выкладывается в открытый доступ журнал с оценками. Ну а кто по итогам года допущен до диплома, выходят на его защиту. Темы дипломов определены еще в декабре, и на проектирование дано полгода. Каждый знает своего научного руководителя и по всем вопросам ребята должны сами к ним обращаться. А если они ничего не делают, то это уже их проблемы. Изначально ребятам объяснялось, что у нас университетская система, никто за ними бегать не будет.
— Что представляют из себя дипломные проекты?
— Вообще дипломы очень разные, это может быть газета, сознание радиопередачи или фильма, организация фотовыставки, предлагались еще вариант научно-исследовательской работы, но его почему-то никто не выбрал, и пиар-акции, но тоже не зашло. Ну, понятно, что все, кто придет на защиту с готовым проектом, все защитятся, на защиту мы будем звать уже всех взрослых преподавателей Школы в том числе.
— Еще я хотела спросить про молодых преподавателей. Какими калачами ты заманивала студентов вести занятия в их свободное время на безвозмездной основе?
— Ну, Юле Асямоловой просто нравится преподавать, у нее большой опыт и по МИА-Школе, и по PROрыву, а Лену Пшеничникову было сложно уговаривать, она очень боялась, думала, что дети ее съедят, но для Лены очень важно, мне кажется, это общение, и ей это было интересно. Кроме Могутовой и Русина в принципе нет хороших специалистов именно по ТВ и интернету, и кем их можно было бы заменить, я даже и не знаю. А сама я стараюсь в Школе ничего не читать.
— С чем это связано?
— Мне интереснее наблюдать за проектом со стороны, я себе и должность-то выбрала — координатора Школы. По большому счету, глава Школы — Катайцева, управление Школой осуществляется всеми преподавателями кафедры и тремя студентами (Русин, Могутова, Сорокина) и координатором. Мне нравится быть именно классным руководителем, и дети ко мне относятся именно так.
— Настя, а чему ты за время существования Школы научилась сама?
— Я каждую встречу чему-то учусь. Дети мне дают эмоции незабываемые, я черпаю из наших встреч какое-то вдохновение. К тому же личные качества какие-то вырабатываются: терпение, сдержанность, вдумчивость. Вот ты заходишь в аудиторию, там сидит двадцать с лишним человек, и у каждого к тебе какой-то вопрос, и все что-то от тебя нужно, чувствуешь огромную ответственность в первую очередь, желание помочь. Ребята приводят меня в пониманию того, что каждая мелочь может быть важна и значима, и то, что мне кажется какой-то ерундой, может для них оказаться неразрешимой проблемой. Был момент, одна девочка пошла на концерт рок-группы в пивной бар, причем я скинула ей пресс-релиз, она перезванивает и спрашивает, буквально за час до начала, как ей одеться, как себя вести, заказывать что-нибудь или нет. И тому, что, как говорила Харпер Ли, чтобы понять другого человека нужно влезть в его шкуру и походить в ней, меня учат именно мои дети.
— Ты в течение этого года поняла, что твое призвание именно медиаобразование. Каким должен быть хороший учитель?
— Думаю, порядочным, справедливым, сильной и интересной личностью... Кроме того, хорошие преподаватели работают не только для других, но и для себя. Помимо того, что они помогают раскрыться своим подопечным (и это главное), они ведь получают свой собственный опыт, педагогический и жизненный. И я сама не только детей люблю, но и работать с ними. Человек тебе может абсолютно не нравиться как человек, но он к тебе пришел учиться, и ты должен с ним все равно выкладываться по полной.